Будь вождем кочевников не Хан, а кто-то другой, такое предположение могло бы стать версией. Но с Ханом такие номера пройти не могли. В Орде, как было сказано, любили изображать подобие демократии, принимали всех, а кому не нравилось – отпускали с миром, правда, без награбленного в составе Орды. И выходки, вроде устроенной Голованом пьяной потасовки, обычно сходили зачинщикам с рук. Назначался крупный штраф, и все дела. Но любые посягательства на власть Хана пресекались мгновенно и безжалостно. И посягательствами считались даже мелочи, вроде разовых исключений из установленных вождем правил, без консультации с самим Ханом.
Короче говоря, стрельба, устроенная наемниками, была явно санкционирована Ставкой. И теперь между кочевниками и наемниками можно было ставить знак равенства.
«Или я делаю поспешные выводы? – Бондарев прицелился в Князева, но стрелять не стал. Дистанция была пока слишком велика для пистолетного выстрела. – Обидно будет, если так и не узнаю правды. Ведь все так интересно закручивается. Эх, не надо было задерживаться у клеток! Рискнул и, казалось, выиграл, но теперь выясняется, что проиграл. С другой стороны, не мог же я бросить Савенко. Да и Карпов не заслужил, наверное, такой участи. А что отдуваюсь за всех спасенных только я, в одиночку… обидно, конечно, но, значит, такая судьба».
Наемники вышли на финишную прямую – между ними и укрытием Бондарева больше не осталось препятствий и лишних людей – и открыли уже нешуточной плотности огонь короткими очередями. Пули дырявили высохшие под степными ветрами доски прилавков, как бумагу. Дениса осыпало стружкой и древесной пылью, а для разнообразия еще и глиняным крошевом. Это пули расколошматили посудную горку из пивных кружек. Глиняная пирамида до последнего момента упрямо возвышалась на левом прилавке, но теперь пришла и ее очередь сгинуть в охватившем площадь хаосе.
У Бондарева почему-то возникла ассоциация с происходившим в Волчанске в момент первой атаки наемников. Майор точно так же очутился один, вооруженный лишь пистолетом против группы автоматчиков. Похоже, сработал пресловутый «закон парности». Лес бы его побрал!
Неожиданно в рукав Денису вцепилась чья-то крепкая клешня, и майор почувствовал, что его тянут куда-то под прилавок. Еще немного, и Бондарев рисковал беспомощно растянуться на земле в полный рост. Майор вывернулся, встал на четвереньки и нырнул в открывшийся узкий лаз под прилавком.
Лаз вел в достаточно глубокую сточную канаву, по которой Бондарев и пополз следом за довольно шустрым проводником. Минут пять пластуны интенсивно работали локтями и коленями, пробираясь под прилавками и вагончиком, а затем выбрались из канавы – довольно далеко от зоны стационарных деревянных прилавков – и сразу же бросились в ближайший проход между временными торговыми палатками.
Только теперь Денис разглядел своего проводника. Это, как ни странно, был Патефон. И снова, получается, сработал «закон парности». Даже дважды сработал. Как и в форпосте, из трудной ситуации майора в последнюю минуту вызволил тот, от кого он этого не ожидал. Тогда это был Артем, теперь – Патефон, который уже выручал сегодня Бондарева, когда увел его из-под носа у Голована. Вот и получалось, что «закон парности» сработал в сумме три раза за пять минут. Наверное, установил рекорд.
– Удался сегодня праздник, – утирая рукавом пот со лба, выдохнул Патефон. – Даже с салютом. Каково это, быть мишенью в тире?
– Переживаемо. – Денис сделал вдох-выдох, чтобы восстановить дыхание. – Ты зачем вернулся?
– Увидел военных, интересно стало. – Патефон подтолкнул Бондарева к большой палатке. – Что за дела у них могут быть с Чубаем? Или, скажешь, и это были дезертиры?
– Наемники, – коротко ответил Денис. – Просто вырядились. Для маскировки.
– И чего им от тебя надо?
– Секреты, – Бондарев пожал плечами. – Как и твоим. Думаешь, Василиса за просто так меня в поле зрения держит?
– Василиса даже не чихнет просто так. Скользкая она, как та змея. Себе на уме. С тобой, видишь, как она поступила… – Патефон замялся, подбирая нужное слово.
– Негармонично, – подсказал Бондарев.
– Вроде того, – Патефон нехотя кивнул. – Чужих хаем, своих выгораживаем, а они, бывает, хуже чужих поступают. Не понравилась мне Василисина выходка. На войне цель оправдывает средства, это понятно, только иногда… все равно противно становится. Я хоть и среди кочевых живу, а егерь в душе…
– Поэтому ты решил меня выручить?
– Я ради гармонии так решил. Ты мне по барабану. – Патефон взглядом указал в направлении площади, где все еще закручивались дымные вихри и звучал барабанный бой. – Ладно, военный, хоть ты и ненавистного племени, живи. – Егерь-разведчик остановился и махнул рукой: – Пройдешь через тот шатер и топай прямо. Пока бардак, никто не тормознет. На общей волне выйдешь из Михайловки легко, как будто смыли тебя. Ну, а дальше сам.
– Спасибо, Патефон… – Денис поднял взгляд. – Как тебя на самом деле звать?
– Зачем тебе? – Патефон хмуро взглянул на майора. – Чтобы мою историю проверить и в черный список меня занести? Как убийцу пятерых вояк?
– Чтобы поблагодарить по-человечески.
– Павел, – после недолгих колебаний сказал егерь.
– Спасибо, Паша, – Бондарев пожал Патефону руку.
– Двигай уже! – раздраженно приказал егерь-разведчик, отвернулся и добавил уже едва слышно: – Все равно вас, гадов, не прощу!..
Выбраться из Михайловки действительно удалось без особых проблем. Многие из тех, кто приходил на центральную площадь ради «халявы», а не для того, чтобы выслушать речь Чубая и ценные указания Хана, теперь расходились по своим домам и палаточным лагерям. «Приклеиваясь» то к одной, то к другой группе нетрезвых, бурно обсуждающих скандал кочевников и местных жителей, Денис легко миновал опасную зону вблизи Ставки. Дальше он двинулся самостоятельно. На всякий случай несколько раз останавливался, прислушиваясь к внутренним ощущениям и осматриваясь, но ни ловушек, ни преследования не обнаружил.