– А куда? – Голован усмехнулся: – Степь кругом. До горизонта все как на ладони, каждую кочку видать. Когти рвать – себе дороже выйдет. Да, майор?
– Не рвану. – Бондарев спрыгнул с платформы. – С вами весело.
– С нами-то? – Голован хмыкнул и кивком показал, что одобряет юмор пленника. – С нами – полбеды. Ты еще с Ханом познакомишься. Вот где будет веселье. Это я тебе, значится, гарантирую.
Возможно, в Ставке Хана пленников и впрямь ожидало «веселье», но дальнейший путь оказался скучноватым. Мерно постукивая на рельсовых стыках, поезд монотонно разменивал километры по степи. Солнце припекало, горячий ветер перебрасывал с вагона на вагон сажу и пыль, пассажиры кемарили, играли в карты или выпрашивали друг у друга воду. Изредка кто-то постреливал, непонятно по каким мишеням, а однажды вновь пришлось задействовать «крупняк», чтобы отогнать подозрительную группу мотоциклистов. Группа тоже двигалась на юг и выглядела вроде бы обычным кочевым отрядом, но Голован решил не рисковать и приказал сделать пару предупредительных выстрелов поверх голов. Подозрительные личности покрутили пальцами у виска и умотали на своих байках и квадроциклах подальше в степь.
Дальше последовали два часа пути вовсе без приключений, и только почти на окраине Днепропетровска снайперы открыли огонь по замеченной на крыше одного из домов крупной кошке. Кочевники утверждали, что это мутант вида «рысь», хотя Бондареву показалось, что это обычный одичавший котяра. Но спорить майор не стал. Он был увлечен видами северо-восточной окраины города, которая выглядела как большая крепость.
Эшелонированная система обороны на подступах, высокие баррикады, построенные между старыми домами, огневые точки и сотни метров колючей проволоки делали несколько левобережных городских кварталов действительно похожими на крепость. Прорваться сквозь всю эту суровую красоту без танков и мощной артподготовки было бы очень трудно.
А между тем Хан в городе никогда не засиживался, переезжал постоянно с места на место, разбивая в Большой степи временные лагеря, не имевшие столь серьезной защиты. Более того, ходили слухи, что он собирается вообще перенести Ставку куда-то на запад. Зачем тогда было все это городить на окраине Днепропетровска, понимал только сам Хан. Большинству его соратников, как и разведке Армии, логика кочевого лидера была непонятна.
Впрочем, одна версия на этот счет у Дениса имелась. Он предполагал, что обитаемая часть города серьезно укреплена не потому, что здесь находится и всегда будет находиться базовая Ставка Черного Рынка. Скорее всего, здесь хранился золотой запас Орды, традиционно именуемый «общаком», и ее главный арсенал. Вот почему кочевники и превратили левобережные кварталы в сплошной укрепрайон.
Так это или нет, узнать было не у кого, это были вопросы для стратегической разведки как минимум, а вот вопросы попроще можно было задать и кочевникам. Бондарев видел Днепропетровск впервые, сравнивать было не с чем, но майор и без сравнений понимал, что все вокруг перестроено уже после Пандемии. Но кто занимался возведением оборонительных валов и укрепрайонов? Не кочевые же. Явно рабы и вольные мастера. И где взяли столько рабочих?
Бойцы ответить не смогли, и пришлось Денису придержать свое любопытство до новой встречи с Голованом. Она состоялась, когда поезд миновал город по восточной окраине и остановился на станции Илларионово. Как выяснилось, конечной.
– Да уж, много народу город перестраивало. Кто за плату, а кто за интерес, – обтекаемо ответил Голован, когда Бондарев задал ему возникший в пути вопрос. – И до Пандемии он был серьезным центром, и теперь им остался. А что ты хотел? Ставка!
– Что ж мы не в город приехали?
– Так ведь нет тут сейчас Хана, там он, – Голован махнул рукой, указывая на юг. – Почти у Химзавода. Туда и двинем, значится, пешим порядком. К полуночи дойдем.
– Ты, барин, и задачи ставишь, – пробурчал Мытарь, один из ближайших помощников Голована. – К утру бы дойти.
– За полночь – край, – заявил Голован. – Завтра утром мне надо в Ставке быть, прямо в шатре у Хана.
– Вот к утру и дойдем потихоньку. Чего жилы рвать?
– А помыться с дороги? И в себя надо прийти, значится, чтоб все толково доложить. Хан любит, когда все четко и внятно. Короче, не раздражай меня, Мытарь. Сказано – за полночь, значится, так и придем! Строй народ в походную колонну.
В принципе, сорокакилометровый переход от станции Илларионово до временной Ставки в Михайловке за восемь часов был и впрямь посильной задачей. Другое дело, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Но тут уж было не до жиру. Поезд дальше идти не мог по самой банальной причине: железнодорожная ветка уходила в Лес и вновь появлялась из него лишь где-то на уровне Вольнянска, в полусотне километров к югу. Путешествовать по Лесу, пусть даже на чем-то вроде бронепоезда, представлялось безнадежной затеей. А другого транспорта поблизости не было. Голован попытался было поискать, но нашел всего одну телегу с чахлой лошадкой, для которой четыре десятка километров были расстоянием до мясника. Гнать животину в последний путь не решился даже Голован. «Поди, не живодер» – это были его слова. Так что пришлось всем идти пешком. Припасы и хабар распределили между бойцами и пленными, выстроились колонной и побрели по старому шоссе строго на юг.
Дениса это устроило. Восемь часов монотонного марша – вполне подходящий вариант для размышлений. Даже лучше, чем во время поездки на платформе. В строю никто не донимал разговорами, не таращился и не пытался качать права, начиная все разговоры с фразы: «Эй, ты, пленный, слышь…»